1. Смысл `понимающей` социологии В поведении (Verhalten) людей (`внешнем` и `внутреннем`) обнаруживаются, как и в любом процессе, связи и регулярность. Только человеческому поведению присущи, во всяком случае полностью, такие связи и регулярность, которые могут быть понятно истолкованы. Полученное посредством истолкования `понимание` поведения людей содержит специфическую, весьма различную по своей степени качественную `очевидность`. Тот факт, что толкование обладает такой `очевидностью` в особенно высокой степени, сам по себе отнюдь не свидетельствует об его эмпирической значимости. Ибо одинаковое по своим внешним свойствам и по своему результату поведение может основываться на самых различных констелляциях мотивов, наиболее понятная и очевидная из которых отнюдь не всегда является определяющей. `Понимание` связи всегда надлежит - насколько это возможно - подвергать контролю с помощью обычных методов каузального сведения, прежде чем принять пусть даже самое очевидное толкование в качестве значимого `понятного объяснения`. Наибольшей `очевидностью` отличается целерациональная интерпретация. Целерациональным мы называем поведение, ориентированное только на средства, (субъективно) представляющиеся адекватными для достижения (субъективно) однозначно воспринятой цели. Мы понимаем отнюдь не только целерациональное поведение, мы `понимаем` и типические процессы, основанные на аффектах, и их типические последствия для поведения людей. `Понятное` не имеет четких границ для эмпирических дисциплин. Экстаз и мистическое переживание, так же как известные типы психопатических связей или поведение маленьких детей (а также не интересующее нас в данной связи поведение животных), не доступны нашему пониманию и основанному на нем объяснению в такой мере, как другие процессы. Дело не в том, что нашему пониманию и объяснению недоступно `отклонение от нормального` как таковое. Напротив, именно постигнуть совершенно `понятное` и вместе с тем `простое`, полностью соответствующее `правильному типу` (в том смысле, который будет вскоре пояснен), может быть задачей, значительно превышающей средний уровень понимания. `Не надо быть Цезарем, чтобы понимать Цезаря` - как принято говорить. В противном случае заниматься историей вообще не имело бы никакого смысла. И наоборот, существуют явления, рассматриваемые нами как `собственные`, а именно `психические`, совершенно будничные реакции человека, которые, однако, в своей взаимосвязи вообще не обладают качественно специфической очевидностью, свойственной `понятному`. Так, например, процесс тренировки памяти и интеллекта лишь частично `доступен пониманию`, ничуть не более, чем ряд психопатических проявлений. Поэтому науки, основанные на понимании, рассматривают устанавливаемую регулярность в подобных психических процессах совершенно так же, как закономерности физической природы. Из специфической очевидности целерационального поведения не следует, конечно, делать вывод о том, что социологическое объяснение ставит своей целью именно рациональное толкование. Принимая во внимание роль, которую в поведении человека играют `иррациональные по своей цели` аффекты и `эмоциональные состояния`, и тот факт, что каждое целерационально понимающее рассмотрение постоянно наталкивается на цели, которые сами по себе уже не могут быть истолкованы как рациональные `средства` для других целей, а должны быть просто приняты как целевые направленности, не допускающие дальнейшего рационального толкования, - даже если их возникновение как таковое может служить предметом дальнейшего `психологически` понятного объяснения,- можно было бы с таким же успехом утверждать прямо противоположное. Правда, поведение, доступное рациональному толкованию, в ходе социологического анализа понятных связей очень часто позволяет конструировать наиболее подходящий `идеальный тип`. Социология, подобно истории, дает сначала `прагматическое` истолкование, основываясь на рационально понятных связях действий. Именно так создается в политической экономии рациональная конструкция `экономического человека`. Такой же метод применяется и в понимающейсоциологии. Ведь ее специфическим объектом мы считаем не любой вид `внутреннего состояния` или внешнего отношения, а действие. `Действием` же (включая намеренное бездействие или нейтральность) мы всегда называем понятное отношение к `объектам`, то есть такое, которое специфически характеризуется тем, что оно `имело` или предполагало {субъективный) смысл, независимо от степени его выраженности. Буддийское созерцание и христианская аскеза осмысленно соотнесены с `внутренними` для действующих лиц объектами, а рациональная экономическая деятельность человека, распоряжающегося материальными благами, - с `внешними` объектами. Специфически важным для понимающейсоциологии является прежде всего поведение, которое, во-первых, по субъективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого (субъективно) предполагаемого смысла, понятно объяснено. Субъективно осмысленно соотнесены с внешним миром, и в частности с действиями других, и аффективные действия, и такие косвенно релевантные для поведения `эмоциональные состояния`, как `чувство собственного достоинства`, `гордость`, `зависть`, `ревность`. Однако понимающую социологию интересуют здесь не физиологические, ранее называвшиеся `психофизическими` явления, например изменение пульса или быстроты реакции и т. п., и не чисто психические данности, такие, как, например, сочетание напряжения с ощущением удовольствия или неудовольствия, посредством .которых эти явления могут быть охарактеризованы. Социология дифференцирует их по типам смысловой (прежде всего внешней) соотнесенности действия, и поэтому целерациональность служит ей - как мы вскоре увидим - идеальным типом именно для того, чтобы оценить степень его иррациональности. Только если определять (субъективно предполагаемый) смысл этой `соотнесенности` как `внутренние` пласты человеческого поведения (такую терминологию нельзя не считать вызывающей сомнение), можно было бы сказать, что понимающая социология рассматривает названные явления исключительно `изнутри`, но это означало бы: не посредством перечисления их физических или психических черт. Следовательно, различия психологических свойств в поведении не релевантны для нас сами по себе. Тождество смысловой соотнесенности не связано с наличием одинаковых `психических` констелляций, хотя и несомненно, что различия в одной из сторон могут быть обусловлены различиями в другой. Такая категория, как, например, `стремление к наживе`, вообще не может быть отнесена к какой-либо `психологии`; ибо при двух сменяющих друг друга владельцах `одного и того же` делового предприятия `одинаковое` стремление к `рентабельности` может быть связано не только с совершенно гетерогенными `качествами характера`, но и обусловлено в процессе совершенно одинаковой реализации и в конечном результате прямо противоположными `психическими` констелляциями и чертами характера; при этом и важнейшие (для психологии), решающие `целевые направленности` могут не быть родственны друг другу. События, лишенные смысла, субъективно соотнесенного с поведением других, по этому одному еще не безразличны с социологической точки зрения. Напротив, именно в них могут содержаться решающие условия, а следовательно, причины, определяющие поведение. Ведь для понимающей науки человеческие действия в весьма существенной степени осмысленно соотносятся с не ведающим осмысл.ения `внешним миром`, с явлениями и процессами природы: теоретическая конструкция поведения изолированного экономического человека, например, создана именно на этой основе. Однако значимость процессов, не обладающих субъективной `смысловой соотнесенностью`, таких, например, как кривая рождаемости и смертности, формирование посредством естественного отбора антропологических типов, а также чисто психические факторы, принимается понимающей социологией просто в качестве `условий` и `следствий`, на которые ориентируются осмысленные действия, подобно тому как в экономической науке используются климатические данные или данные из области физиологии растений.