Следует согласиться с тем, что линия Хоманса-Коулмена являет собой возрождение утилитаризма в социологии, рассматривающего человека как максимизатора полезности. Задача видится в том, чтобы заимствовать инструменты экономической теории, обогатить их социологическими элементами и вернуться к анализу экономических явлений. Не случайно, Дж. Коулмен с его математическим взглядом на мир - чуть ли не единственный видный социолог, признаваемый в стане экономистов-теоретиков. Особое место по праву занимает американская `новая экономическая социология`, у истоков которой стоит X. Уайт, предложивший социологический вариант теории производственных рынков, а наиболее значительной фигурой является М. Грановеттер (р. 1943). Последний пробует нащупать средний путь между моделями `пересоциализированного` и `недосоциализированного` человека в концепции структурной `укорененности` экономического действия (embeddedness - термин К. Поланьи). По мнению Грановеттера, в современном обществе все пронизано `сетями` (networks) социальных отношений - устойчивыми системами связей и контактов между индивидами, которые невозможно втиснуть в рамки традиционной дихотомии `рынок - иерархия`. В современном обществе эти сети неформальных отношений позволяют находить работу, обмениваться информацией, разрешать большинство всех проблем и конфликтов, минуя судей и адвокатов. `Деловые отношения, - отмечает М. Грановеттер, - перемешиваются с социальными`. Предпосылку структурной укорененности он дополняет второй исходной предпосылкой - об экономических институтах как социальных конструкциях. Новая экономическая социология возникает во многом как ответная реакция на явление `экономического империализма`. Социологи делают ответные выпады, пытаясь переформулировать аксиомы, `расщепить ядро` экономической теории (в этом заключается принципиальное отличие новой экономической социологии от более миролюбивой `старой` социологии экономической жизни Парсонса - Смелсера). Параллельно с новой экономической социологией развивается родственное ей по духу направление `социо-экономики`, провозглашенное А. Этциони (р. 1929) и вводящее особое моральное измерение в экономическое поведение человека. Это направление принципиально междисциплинарно и, помимо социологических, приветствует применение методов психологии и политических наук. Оно также в более сильной степени ориентировано на вопросы экономической политики. 80-е и особенно 90-е годы уходящего столетия ознаменованы процессами активной институционализации экономической социологии. Ее наиболее интенсивно развивавшиеся направления опираются на самые разные источники: теорию организаций (М. Мизручи, Б. Минц, М. Шварц); сетевой подход (Р. Бурт, У. Пауэлл); социологию культуры (П. Димаггио, В. Зелизер); течение постмодернизма (С. Лэш, Дж. Урри). Предпринимались небезуспешные попытки создания социологии рынка труда (М. Грановеттер, А. Каллеберг, А. Соренсен) и социологии международных хозяйственных отношений (А. Мартинелли). Поднялась целая волна исследований гендерных и этнических аспектов хозяйственных отношений. Вполне сложилась своя история экономической социологии, изложенная в работах Н. Смелсера, Р. Холтона и лидера данного направления - шведа Р. Сведберга. Со многими из этих направлений мы еще встретимся на страницах данной книги. Заключение. В экономической социологии труднее выделить единую модель, здесь царствует методологический плюрализм, граничащий с эклектикой. В какой-то степени объединяет разнородные направления их критический настрой в отношении тех или иных постулатов экономической теории. Например, эгоистичен ли человек? Никто не собирается с этим спорить. Но эгоизм - лишь один, и довольно поверхностный, мотив поведения, если под ним не понимается нечто безмерное в стиле `разумного эгоизма` Н.Г. Чернышевского. Или: рационален ли человек? Конечно, да, но далеко не всегда и не во всем. Нерациональность возникает не только по причине природной лени или недостатка информации. Люди проявляют `непоследовательность`, повинуясь силе обычая или привычки, эмоциональному увлечению или чувству долга. Наконец, человек независим отнюдь не в такой сильной степени, как это желательно экономистам. Его знания и накопленный `человеческий капитал` не есть его исключительная собственность, которую, подобно личному багажу, можно переносить с места на место. Человек, во-первых, завязан в сети персональных отношений (родственных, дружеских и партнерских), а во-вторых, включен в систему более общего социального порядка, за которым стоят этнические, религиозные, политические структуры.
|